Царевич - Страница 14

Не, действительно кровь почти остановилась! А ведь такая рана для настоящего Алексея почти наверняка была бы смертельной [факт]. Это ещё не говоря о коленках. Синяки там знатные у меня будут!

Всё, последняя капля крови падает на пол, и я встаю. Неторопливо отряхнул с колен впившиеся в кожу горошины и осмотрел свою руку. Да, кровь практически остановилась. Смотрю на родителей. Алиса [мама!] тихо плачет. Николашка [перестань!]… Извини. В смысле, Николай, пытается жевать собственные усы. По-моему, тоже вот-вот заплачет. И тишина.

Я же подошёл к большому алюминиевому тазу с водой и опустил туда свою руку. [Это серебряная купель, идиот!] Купель? Серебряная? Ладно, пусть так. Наверное, это святая вода [конечно].

Немного подержал раненую руку под водой и аккуратно смыл здоровой рукой засохшие остатки крови. А затем поднял над головой свою левую руку, чтобы все могли увидеть то, что кровь остановилась. Сама остановилась. Я исцелён!

Ну, а теперь попробуем Алёшкину заготовку. Он говорит, что на неё купятся. Неужели тут все такие… доверчивые. Как-то слабо верится. Но Алёшка не сомневается. По его мнению, самым сложным было уговорить родителей. Особенно маму. Два дня Алёшка её окучивал. В конце концов, уболтал таки её. Ну, а убедить с её помощью отца было совсем просто. Ладно, попробуем. Если что, бить будут нас обоих. То, что я рулю телом, ничего не значит. Все ощущения этого тела Алёшка на себе испытает в полной мере. Во, говорит, что уже испытывает. Больно ему было на горохе стоять. Мне, кстати, тоже больно. Сочинённый Алёшкой текст я помню. А если и забуду чуть — не беда. У меня самый лучший в мире суфлёр (не путать с Карлсоном). Поехали:

— Три дня назад явилась мне во сне Пречистая Дева Мария, — громко, на весь храм, начал я. — И повелела она мне придти сегодня сюда и вознести Ей молитву праведную. И молвила она мне, что коль не устрашусь я испытания сурового, то будет мне даровано Господом нашим исцеление.

Алёшка эту речь неделю писал. А потом ещё я и наизусть её заучивал. Не могу же я тут по бумажке читать, как Леонид Звездоносец. Вроде, неплохо получилось. Местами слог несколько устаревший, но нам показалось, что так только лучше будет. Я этой речью сразу четырёх зайцев убиваю. Первый заяц — легализовать моё исцеление. Богородица ведь может исцелить меня? Может. Вот, она, значит, и исцелила. А теперь — второй заяц:

— За усердие моё и родителей моих и сестёр моих в молитвах, за жизнь праведную, за крепость в вере православной, явлена мне милость сия Господня была. И такоже как и я, такоже и Русь Святая исцелена Господом будет, ежели как и я страдания великия безропотно вынесет, не возроптав и не потеряв Веры в Господа нашего.

Во, завернул как Алёшка! Этот кусок он два дня сочинял, пачкая бумагу чернильными кляксами. Не хочет он, чтобы его расстреляли. Я, вообще-то, тоже не хочу. Это такой толсто-тонкий намёк на то, что Россия разделит мою судьбу. Хочется надеяться, что теперь всё ограничится лишь ссылкой. Ладно, Николая можно и расстрелять [чего?!!]. И Алису тоже [прибью!]. Но меня и девчонок нельзя ли в живых оставить [хоть за сестёр спасибо, шизофрения]? Пусть даже и под присмотром. А теперь — третий заяц. Подготовка фундамента под Октябрьскую Революцию.

— А ещё, люди православные, было мне Откровение. И открыла мне Богородица, что не пройдёт и двух лет, как война тяжкая окончена будет. И после войны той наступит на земле Русской не царствие божие ещё, но преддверие к нему. И что лев преклонится пред агнцем и младенец поведёт их.

Последнюю свою фразу я и сам не понял. Это Лёшка из книжки про Тома Сойера стянул внаглую. А чего, красиво, вроде. Ну, а теперь, выстрел Главным Калибром.

— А ещё ведомо мне стало, православные, что Болезнь моя, коей я с рождения болел, не за грехи родителей моих послана была. То сам Враг рода человеческого, извести Русь Святую желая, послал сюда наперсника своего, чародея тёмнаго. И тот чародей околдовал меня, наслав хворь страшная, неизбывная. И бысть бы мне мёртву, кабы не молитвы непрестанныя родителей моих да сестёр моих. А вместе со мной сгинула бы и вся Русь Святая.

— Алёшка! — крик Николая. — Ты что говоришь такое?

Ага. Ну, мы такой вариант развития событий предвидели. Есть у нас и под него заготовка:

— Молчи, государь и отец мой! Ибо ныне не сын твой говорит, а устами моими глаголет сама Богородица. Ты, царь земной, кто ты таков, чтоб прерывать Глас Ея?! На колени! Все на колени!! Внемлите Ей!

Какие наивные люди. Поверили. Чёрт, правда, поверили. А я думал, что это махровое средневековье. Но нет, работает ещё. Прав был Алёшка. Царь точно поверил. Первый на колени встал. А за ним и все остальные. Даже старенький предстоятель, кряхтя, опустился на колени. Во всём храме на ногах остались стоять лишь два человека. Я и святой старец Распутин.

Тут за моей спиной тихо раскрылись Царские Врата. Сами собой раскрылись. Никого там рядом с ними нет. Вернее, не видно никого. Ну, предстоятель, ну жучара. Теперь я понял, куда он младшего попа отсылал. Врата открыть в нужный момент, вот куда. Гигант. Как быстро уловил направление ветра!

— Но поелику крепок я был в вере вельми, поелику родители мои, да сёстры мои в любви искренней непрестанно молились о здравии моём, не смог чародей страшный дело своё чёрная исполнити. Жив я остался, а ныне же и вовсе исцелён молитвою да заступничеством Пречистой Девы. И тако же как и я, тако же и Русь вскоре исцелится, коль чародея богопротивного изведём мы.

Все молчат. Тишина. Тысячи пар глаз смотрят на меня.